Адриан представлял себя в роли защитника, ну, приблизительно никогда. Никаких белых коней и принцесс. И принцев... Да, и никаких других принцев, кроме него самого — Адриана Веласко, отпрыска семьи столь богатой, что могла позволить себе дать короне в долг средства на содержание всего государства в течение как минимум лет пяти. Это вокруг него должны прыгать и виться. Это его, Адриана, должны оберегать.

И Адриан никак не собирался изменять этой идее. Нет... Но он очень хотел произвести на соседа хорошее впечатление. Очень. Сделать его своего рода обязанным, немножечко привязать к себе, — но, конечно, отрицать любые перед собой долженствования, будто настоящий... Не рыцарь, нет, что вы, но, может быть, кто-то в духе? Просто протянуть понравившемуся юноше руку помощи, блеснуть в процессе познаниями да эффектностью собственной персоны — и насладиться тем, как это будет принято. Даже если простым и тихим «спасибо». Это всё равно было бы чудесно.

Просто так. Потому что Адриану показалось, что ему немножечко понравится.

На очередную наивность Исаака он так сразу не ответил: сложновато, да и бессмысленно объяснять. Главное, что Исаак согласился его провести, — а какую при этом выстроил логическую цепочку, и думать не стоило. Умиляло предположение, конечно. Но в итоге Адриан просто ничего не сказал: врать он тоже не желал, да и понимал ведь, что ложь скорее враг, чем друг любой симпатии. Даже такая. В своего рода мелочах.

«Старшекурсник», — безэмоционально повторил про себя Адриан. Тот факт, что такой неслыханной наглостью оказался богат кто-то непременно старше Адриана, того не смутил совершенно. К тому же, он нашёл это предсказуемым: преподаватели и администрация вряд ли опустились бы до такого, а их однокурсники в большинстве своём ещё едва ли понимали истинную ценность светлой магии. И всё ж-таки наглость! Наглость развивается как болезнь: обыкновенно ей нужно время, чтобы так глубоко укорениться в человеке, и питательная окружающая среда — например, студенты более юные и менее опытные. Или и вовсе выходцы из крестьянства — пришельцы, не ведающие, каков фундамент их нового дома.

Когда открылась дверь чужой комнаты, явив взгляду Адриана барона Геддона, он даже его, наконец, припомнил. Бывал на паре или тройке приёмов в их доме — весь длинный и тонкий, но как будто, в отличие от Адриана, совершенно нескладный. По Адриану тоже можно было подумать, будто его тянули в детстве, словно канат, за ноги и руки, но каждая косточка в нём была на своём месте, и сам он был плавный и гибкий. Лишь руки были чересчур длинны относительно тела, выдавая ещё не прошедшую, по сути, пору отрочества. Из Геддона же кости выпирали, будто их сложили в него совсем неаккуратно: торчащие плечи и ключицы было видно даже сквозь домашнюю рубашку, а дребезжащий кадык казался едва ли не в пару раз больше, чем острый подбородок. Дополнялся образ светящимся на лице презрением и написанным на лбу чувством собственного превосходства, не подкреплённым ничем, кроме чужой неподготовленности.

— Доброго вечера, мистер Геддон, — безупречно ровным тоном перебил Адриан распинания, за что и сколько ему будет должен Исаак. Так он привлёк к себе внимание и получил, наконец, своё приветствие.

— Понимаете ли, мистер Кроу, к которому вы обратились за его светлой магией, мой сосед по комнате в этом общежитии. Он приехал не из этих мест, и бывает иногда, что он может случайно ослышаться или что-то неверно истолковать. Поэтому я был чрезвычайно удивлён, когда он упомянул, что вы обещали ему всего золотой за целый мешок кристаллов с энергией, — хотя Геддон изначально вызывал у Адриана липкую антипатию, а теперь, когда стало очевидно его отношение к Исааку, и вовсе стойкую и однозначную неприязнь, говорил Веласко со всем спокойствием и сдержанностью, ничем ни во взгляде, ни в жестах, ни в интонациях не выдавая ни собственных чувств, ни отношения к человеку перед собой. — Ведь вам, я уверен, прекрасно известно, что пятьдесят золотых — стандартная цена за такое количество стихийной магии. Магия же светлая будет стоить как минимум в два раза больше, а если учесть сроки, с которыми вам их готовы предоставить — не менее ста двадцати. Но если вы, барон, столь бедны, что эти кристаллы для вас, в обилии предоставляемые на рынке за один серебряный, — дорогие хранилища, то хоть мне и неясно, откуда у вас тогда деньги на магию света, я могу представить, чтобы вы предложили моему другу сто золотых.

Может быть, Адриан и завысил ставки. Только если совсем немного. На деле Адриан мог бы обобрать его сейчас до нитки: он уверен, что при правильном подходе вполне можно было бы поставить Геддона в такое положение, где он был бы вынужден не только отдать сейчас Исааку все свои карманные деньги, но ещё и остаться в долгу на следующие пару месяцев. Однако Адриану важнее было озвучить угрозу, вложенную в это повышение цены золотых на десять, чем привести её в исполнение. Он был намерен отвадить наглеца, а вместе с ним желательно и всю академию, от издёвок над Исааком; ни мести, ни ответных издевательств в планах Адриана не было. Здесь ему проще было бы самому отдать Исааку все средства, которые при ином раскладе можно было стрясти с Геддона. В конце концов, для самого Адриана такие суммы — капля в море; он не заметил бы и пропажу нескольких сотен.

— Поэтому окажите мне любезность, мистер Геддон, и разрешите моё недоумение. Ведь верно же я понимаю, что вы имели в виду не один золотой, а одну сотню золотых?

Барон заметно растерялся, его водянистые глазки забегали, явно ведя какую-то внутренню борьбу. Адриан в это время не переставал поддерживать с Геддоном зрительный контакт; лицо отпрыска Веласко всё ещё не было искажено ни одной эмоцией, но взгляд его выдался тяжёлым и пристальным — в выражении его читалось спокойное требование человека, уверенного в скором выполнении своей просьбы. Адриан расслабленно ждал, надеясь только, что Исаак не встрянет внезапно в разговор, защищая честь своего нищенства.

Наконец послышался скрип зубов — это барон Геддон зашевелил костями и решился на ответ:

— Конечно же, я имел в виду сотню, — он вымученно улыбнулся. — Мне очень жаль, если я неточно выразился и был неверно понят вашим другом.

Губы Адриана сложились в холодную вежливую улыбку.

— Приятно иметь дело с честным человеком. Благодарю вас, барон. Но, раз цена получилась и так немного заниженной, я надеюсь, вы будете столь щедры, что оставите мистеру Кроу несколько ваших кристаллов? В знак добрых отношений.

Адриану показалось, что скрип стал громче, но зато ответ получился быстрее:

— Разумеется, я не имею ничего против.

Когда после короткого ледяного прощания дверь за бароном закрылась, Адриан повернулся к Исааку и пошёл с ним в сторону их общей комнаты. Сам собою Веласко был чрезвычайно доволен: операция прошла без сучка, без задоринки, и барон среагировал именно так, как Адриан ожидал. Для средней знатной семьи сотня золотых — содержание отпрыска в академии приблизительно на месяца два или три, а значит, Геддон временно останется без праздных развлечений. Какая досада! Но это определённо лучше, чем портить отношения с Веласко: связи их были весьма обширны, и одно слово Адриана могло бы нанести существенный ущерб почти любой семье в стране.

Но радость победы хоть и не ушла, а всё же сникла, стоило Адриану вглядеться в осунувшееся лицо Исаака. Он ведь уже успел много кристаллов заполнить — такая потеря за раз плохо скажется на любом колдуне; невозможно иметь такой запас энергии, чтобы это совсем никак не повлияло на состояние организма.

— Как ты себя чувствуешь, Исаак? Мне кажется, тебе следует прилечь. Твоё тело не привыкло жить без поддержки исцеляющей магии, в её недостатке ты можешь легко заболеть.

Отредактировано шарф (2020-11-24 18:27:34)

Адриан представлял себя в роли защитника, ну, приблизительно никогда. Никаких белых коней и принцесс. И принцев... Да, и никаких других принцев, кроме него самого — Адриана Веласко, отпрыска семьи столь богатой, что могла позволить себе дать короне в долг средства на содержание всего государства в течение как минимум лет пяти. Это вокруг него должны прыгать и виться. Это его, Адриана, должны оберегать.

И Адриан никак не собирался изменять этой идее. Нет... Но он очень хотел произвести на соседа хорошее впечатление. Очень. Сделать его своего рода обязанным, немножечко привязать к себе, — но, конечно, отрицать любые перед собой долженствования, будто настоящий... Не рыцарь, нет, что вы, но, может быть, кто-то в духе? Просто протянуть понравившемуся юноше руку помощи, блеснуть в процессе познаниями да эффектностью собственной персоны — и насладиться тем, как это будет принято. Даже если простым и тихим «спасибо». Это всё равно было бы чудесно.

Просто так. Потому что Адриану показалось, что ему немножечко понравится.

На очередную наивность Исаака он так сразу не ответил: сложновато, да и бессмысленно объяснять. Главное, что Исаак согласился его провести, — а какую при этом выстроил логическую цепочку, и думать не стоило. Умиляло предположение, конечно. Но в итоге Адриан просто ничего не сказал: врать он тоже не желал, да и понимал ведь, что ложь скорее враг, чем друг любой симпатии. Даже такая. В своего рода мелочах.

«Старшекурсник», — безэмоционально повторил про себя Адриан. Тот факт, что такой неслыханной наглостью оказался богат кто-то непременно старше Адриана, того не смутил совершенно. К тому же, он нашёл это предсказуемым: преподаватели и администрация вряд ли опустились бы до такого, а их однокурсники в большинстве своём ещё едва ли понимали истинную ценность светлой магии. И всё ж-таки наглость! Наглость развивается как болезнь: обыкновенно ей нужно время, чтобы так глубоко укорениться в человеке, и питательная окружающая среда — например, студенты более юные и менее опытные. Или и вовсе выходцы из крестьянства — пришельцы, не ведающие, каков фундамент их нового дома.

Когда открылась дверь чужой комнаты, явив взгляду Адриана барона Геддона, он даже его, наконец, припомнил. Бывал на паре или тройке приёмов в их доме — весь длинный и тонкий, но как будто, в отличие от Адриана, совершенно нескладный. По Адриану тоже можно было подумать, будто его тянули в детстве, словно канат, за ноги и руки, но каждая косточка в нём была на своём месте, и сам он был плавный и гибкий. Лишь руки были чересчур длинны относительно тела, выдавая ещё не прошедшую, по сути, пору отрочества. Из Геддона же кости выпирали, будто их сложили в него совсем неаккуратно: торчащие плечи и ключицы было видно даже сквозь домашнюю рубашку, а дребезжащий кадык казался едва ли не в пару раз больше, чем острый подбородок. Дополнялся образ светящимся на лице презрением и написанным на лбу чувством собственного превосходства, не подкреплённым ничем, кроме чужой неподготовленности.

— Доброго вечера, мистер Геддон, — безупречно ровным тоном перебил Адриан распинания, за что и сколько ему будет должен Исаак. Так он привлёк к себе внимание и получил, наконец, своё приветствие.

— Понимаете ли, мистер Кроу, к которому вы обратились за его светлой магией, мой сосед по комнате в этом общежитии. Он приехал не из этих мест, и бывает иногда, что он может случайно ослышаться или что-то неверно истолковать. Поэтому я был чрезвычайно удивлён, когда он упомянул, что вы обещали ему всего золотой за целый мешок кристаллов с энергией, — хотя Геддон изначально вызывал у Адриана липкую антипатию, а теперь, когда стало очевидно его отношение к Исааку, и вовсе стойкую и однозначную неприязнь, говорил Веласко со всем спокойствием и сдержанностью, ничем ни во взгляде, ни в жестах, ни в интонациях не выдавая ни собственных чувств, ни отношения к человеку перед собой. — Ведь вам, я уверен, прекрасно известно, что пятьдесят золотых — стандартная цена за такое количество стихийной магии. Магия же светлая будет стоить как минимум в два раза больше, а если учесть сроки, с которыми вам их готовы предоставить — не менее ста двадцати. Но если вы, барон, столь бедны, что эти кристаллы для вас, в обилии предоставляемые на рынке за один серебряный, — дорогие хранилища, то хоть мне и неясно, откуда у вас тогда деньги на магию света, я могу представить, чтобы вы предложили моему другу сто золотых.

Может быть, Адриан и завысил ставки. Только если совсем немного. На деле Адриан мог бы обобрать его сейчас до нитки: он уверен, что при правильном подходе вполне можно было бы поставить Геддона в такое положение, где он был бы вынужден не только отдать сейчас Исааку все свои карманные деньги, но ещё и остаться в долгу на следующие пару месяцев. Однако Адриану важнее было озвучить угрозу, вложенную в это повышение цены золотых на десять, чем привести её в исполнение. Он был намерен отвадить наглеца, а вместе с ним желательно и всю академию, от издёвок над Исааком; ни мести, ни ответных издевательств в планах Адриана не было. Здесь ему проще было бы самому отдать Исааку все средства, которые при ином раскладе можно было стрясти с Геддона. В конце концов, для самого Адриана такие суммы — капля в море; он не заметил бы и пропажу нескольких сотен.

— Поэтому окажите мне любезность, мистер Геддон, и разрешите моё недоумение. Ведь верно же я понимаю, что вы имели в виду не один золотой, а одну сотню золотых?

Барон заметно растерялся, его водянистые глазки забегали, явно ведя какую-то внутренню борьбу. Адриан в это время не переставал поддерживать с Геддоном зрительный контакт; лицо отпрыска Веласко всё ещё не было искажено ни одной эмоцией, но взгляд его выдался тяжёлым и пристальным — в выражении его читалось спокойное требование человека, уверенного в скором выполнении своей просьбы. Адриан расслабленно ждал, надеясь только, что Исаак не встрянет внезапно в разговор, защищая честь своего нищенства.

Наконец послышался скрип зубов — это барон Геддон зашевелил костями и решился на ответ:

— Конечно же, я имел в виду сотню, — он вымученно улыбнулся. — Мне очень жаль, если я неточно выразился и был неверно понят вашим другом.

Губы Адриана сложились в холодную вежливую улыбку.

— Приятно иметь дело с честным человеком. Благодарю вас, барон. Но, раз цена получилась и так немного заниженной, я надеюсь, вы будете столь щедры, что оставите мистеру Кроу несколько ваших кристаллов? В знак добрых отношений.

Адриану показалось, что скрип стал громче, но зато ответ получился быстрее:

— Разумеется, я не имею ничего против.

Когда после короткого ледяного прощания дверь за бароном закрылась, Адриан повернулся к Исааку и пошёл с ним в сторону их общей комнаты. Сам собою Веласко был чрезвычайно доволен: операция прошла без сучка, без задоринки, и барон среагировал именно так, как Адриан ожидал. Для средней знатной семьи сотня золотых — содержание отпрыска в академии приблизительно на месяца два или три, а значит, Геддон временно останется без праздных развлечений. Какая досада! Но это определённо лучше, чем портить отношения с Веласко: связи их были весьма обширны, и одно слово Адриана могло бы нанести существенный ущерб почти любой семье в стране.

Но радость победы хоть и не ушла, а всё же сникла, стоило Адриану вглядеться в осунувшееся лицо Исаака. Он ведь уже успел много кристаллов заполнить — такая потеря за раз плохо скажется на любом колдуне; невозможно иметь такой запас энергии, чтобы это совсем никак не повлияло на состояние организма.

— Как ты себя чувствуешь, Исаак? Мне кажется, тебе следует прилечь. Твоё тело не привыкло жить без поддержки исцеляющей магии, в её недостатке ты можешь легко заболеть.